Свежий взгляд на наследие Петра Великого

https://www.theartnewspaper.ru/

АВТОР ТЕКСТА

Анна Корндорф — доктор искусствоведения, старший научный сотрудник Государственного института искусствознания. Сфера научных интересов: русская и европейская архитектурная графика XVII–XVIII веков, театральная архитектура, сценография придворного театра эпохи барокко и Просвещения, архитектурная теория, садовая и стеклянная архитектура XVII–XVIII веков.

В Театре Гонзаги, отмеченном Премией The Art Newspaper Russia, 11 июня возобновляется концертная деятельность, а сегодня, в день его рождения, в фойе открывается выставка «Магия старинного театра» с театральной бутафорией XVIII — начала ХХ века.

Осенью 2021 года в Театре Гонзаги в Государственном музее-усадьбе «Архангельское» прошло первое театральное представление. Впереди — восстановление театральной машинерии, некоторых элементов сценического пространства, консервация декоративных панно и кулис. Планируется, что со временем театр станет исторической сердцевиной нового культурного кластера.

И все же при этом судьбу театра в Архангельском нельзя назвать счастливой ни с точки зрения театральной истории, ни с позиции музеефикации, прежде всего из-за несоответствия масштаба его художественных возможностей и той роли, которой ему всегда приходилось довольствоваться.

Несмотря на громкое имя Гонзаги, которое носит театр, создатель его проекта доподлинно неизвестен. Как считает Марина Краснобаева, хранитель театра и автор недавно вышедшей в свет наиболее обстоятельной и авторитетной его истории, «мы не имеем ни одного проекта, по которому строился театр в Архангельском, который с уверенностью можно приписать П.Гонзаге». Поэтому кроме великого итальянца в круг потенциальных архитекторов этого сооружения входят Осип Бове, Евграф Тюрин и руководивший строительством Степан Мельников.

Театр возводили в кратчайшие сроки, к визиту в Первопрестольную императора Александра I по случаю празднования пятилетнего юбилея победы в Войне 1812 года. Князь Николай Борисович Юсупов, руководивший организацией торжеств, рассчитывал принять членов императорской семьи в своей подмосковной усадьбе и развлечь августейших гостей спектаклем столичного уровня. Поэтому для устройства театрального зала решено было переоборудовать усадебный манеж, тем более что такая практика была широко распространена в XVIII веке. По ходу работ требования князя к количеству зрительских мест и сценическому оснащению менялись. Согласно им переделывался и проект. В итоге каменные стены манежа отчасти разобрали, использовав оставшуюся часть в качестве основы для новых деревянных.

Строительство началось в июне 1817-го, а ровно через год Юсупов уже представил первый спектакль в собственном театре в присутствии российского государя, прусского короля Фридриха-Вильгельма III и германских принцев.

Фасады здания в итоге оказались куда более скромными, чем планировалось. В спешке пришлось отказаться от скульптурного декора и помпезных многоколонных портиков входа по обеим сторонам здания. Но внутреннее убранство зала было строго, гармонично и благородно: два яруса лож между деревянными колоннами большого ордера, расписанными под бело-серый мрамор, обивка голубого бархата, точно рассчитанные пропорции сцены и идеальная акустика деревянной коробки — резонатора. Главную же ставку владелец театра сделал на его декорации, созданные гением прославленного мастера театральной иллюзии Пьетро Гонзаги.

Богатейший вельможа своего времени, Юсупов одним махом заказал полный сет из 12 декораций главному художнику императорских театров. В набор входили все возможные варианты сценографических решений классической оперы-сериа: городская площадь, дворец, храм, кабинет, сад, лес, тюрьма и так далее. Причем каждая декорация состояла из задника, нескольких пар кулис и соответствующих им верхних падуг. Гонзага работал над заказом в Петербурге и по мере готовности отправлял огромные декорационные холсты в Москву. Здесь при помощи механика московского театра их натягивали на рамы или прилаживали к валам для подъема, параллельно отрабатывая систему одномоментной смены декораций. Великолепные дворцовые залы, подсвеченные луной садовые кущи, ротонда торжественного храма, изба-таверна и даже тюрьма с мерцающим фонарем на цепи должны были стать для зрителя завораживающей глаз художественной обманкой.

Последние детали зала и сценического оформления допиливали буквально накануне премьеры. И когда император и вельможные гости заняли свои места, их ждал сюрприз — спектакль, состоявший исключительно из демонстрации перемен декораций под музыку безо всякого театрального действа. Было ли это зрелище следствием обстоятельств и неготовности полноценного спектакля или же задумывалось князем как таковое, неизвестно. Но ни в этот раз, ни в другие подобные (когда Юсупов принимал у себя принца Оранского или персидского Хозрев-Мирзу) полноценных спектаклей в театре, обладающем для этого всеми техническими возможностями и превосходной акустикой, так и не состоялось.

По словам драматурга и издателя Нестора Кукольника, покойный князь Николай Борисович Юсупов, «из уважения к художнику и желая сохранить сколь возможно долее эту живопись, которая столь же быстро осыпается, как разноцветные украшения на крыльях мотылька… не позволял в этом театре сценических представлений».

Правда ли это — вопрос спорный, но постоянное бездействие театра и впрямь способствовало сохранению уникальных декораций. В музее сейчас четыре комплекта (разной полноты) и один занавес.

Что делать с ними и механизмами для их перемещений сейчас? Ведь ценность этого памятника прежде всего в его комплексной сохранности и возможности демонстрировать «княжескую прихоть» и усадебный театр Александровской эпохи в подлинном виде. Сегодня же ни машинерия, ни сами декорации Гонзаги недоступны для осмотра не только зрителями, но и специалистами. Огромные холсты декораций, давно нуждающиеся в реставрации, повешены в хранении так плотно, что невозможно ни увидеть их росписи, ни провести фиксационную фотосъемку.

Музей уже много лет стоит на пороге сложного выбора, нуждающегося в сугубом внимании профессионального сообщества. И сегодня, с окончанием реставрации здания театра, отмеченной Премией The Art Newspaper Russia, эта тема звучит особенно остро. Следует ли «Архангельскому» идти по пути европейских театров-музеев, например маркграфского в Байройте или королевского в Дроттнингхольме, сохраняющих и демонстрирующих декорации на сцене, или же вернуться к обсуждению давнего предложения о строительстве особого депозитария, где возможно не только хранение, но и экспонирование огромных полотен задников и кулис? Нужно ли размещать на сцене их полномасштабные копии-реконструкции и приводить их в движение, имитируя эффекты начала XIX века? Может ли Театр Гонзаги быть площадкой для современных исполнителей? И главное — насколько вообще оправданно внедрение современного оборудования в организм исторического памятника? Ведь крутить валы вручную и держать целый штат рабочих сцены для операций, легко обеспечиваемых сегодня нажатием кнопки пульта светового и сценического оборудования, едва ли возможно даже для фестивалей, ориентированных на исторически информированных постановщиков. А потому необходимо помнить, что любое использование исторического театра по его прямому назначению всегда неизбежно входит в противоречие с его сохранением как исторического памятника.