http://www.theartnewspaper.ru/
Заведующий лабораторией научной реставрации часов и музыкальных механизмов Государственного Эрмитажа отвечает за работу всех часов в музее
Михаил Гурьев, заведующий лабораторией научной реставрации часов и музыкальных механизмов Государственного Эрмитажа. Фото: Государственный Эрмитаж
Механических часов в Эрмитаже около 3 тыс., в экспозиции представлено лишь несколько десятков. Еще 25 лет назад все они стояли, поскольку в музее не было специалистов по реставрации часов. Теперь за точностью их хода следят мастера реставрационной лаборатории под руководством Михаила Гурьева, крупнейшего в России специалиста по реставрации часов и сложных механизмов. Среди его приятных обязанностей — завод знаменитых часов «Павлин». Выпускник Ленинградского института точной механики и оптики (ЛИТМО), он в 2000 году окончил британский West Dean College по специальности «реставрация старинных часов». В 2010 году Михаил Гурьев с коллегами стал лауреатом Государственной премии РФ в области литературы и искусства. В Эрмитаже работает с 1994 года, в должности заведующего лабораторией — с 1997-го.
Что такое время? И существует ли оно вообще?
Не люблю говорить про время: трудно говорить о том, чего не понимаешь. Я специалист по часам, их можно потрогать, это необходимый и удобный инструмент для планирования ежедневной деятельности. А время — нечто неуловимое и неидентифицируемое, мера нашей жизни.
Вы и по образованию часовщик?
По образованию я инженер, оптик-механик. Окончил Ленинградский институт точной механики и оптики, кафедру «Специальные оптические приборы» — это прицелы, дальномеры. До Эрмитажа работал в Государственном оптическом институте (ГОИ), в Ленинградском (теперь — Петербургском) институте ядерной физики (ПИЯФ). А вот мой шеф был часовщиком по образованию — Юрий Петрович Платонов, он еще в Пулковской обсерватории служил главным часовщиком. Когда началась «кварцевая революция», ушел в оптику. Мы встретились в ГОИ, потом вместе перешли в ядерную физику, оттуда — в Эрмитаж. Очень яркая, яростная личность, он был первым заведующим нашей лаборатории.
В какой отдел Эрмитажа вы пришли?
Новая и на сегодня единственная в России лаборатория появилась в Эрмитаже в 1994 году с нашим приходом туда. А все началось, когда мы с Платоновым занимались реставрацией башенных часов Мраморного дворца, входящего в состав Русского музея. Пытаясь их восстановить, зашли в Эрмитаж, чтобы посмотреть на башенные часы Зимнего дворца: в часах Мраморного недоставало многих деталей, и нужно было найти аналоги. Хранителем западноевропейской бронзы в музее тогда работала Юна Яновна Зек, и значительная часть коллекции часов хранилась у нее. Мы встретились, поговорили; она рассказала нам о часах Эрмитажа — мы рассказали о себе. От нее узнали, что все часы в Зимнем дворце стоят! После нашего разговора она пошла к Михаилу Пиотровскому со словами: Эрмитажу нужна лаборатория по реставрации часов и механизмов! Лабораторию создали, и перед нами поставили задачу — сделать так, чтобы все часы в залах Эрмитажа начали показывать точное время.
Это ведь вы придумали оживить знаменитые часы «Павлин»?
Идея витала в воздухе, а работа действительно наша. Мы их запустили в течение буквально двух месяцев. Никакой документации к ним не было, мы просто открывали их и смотрели, как устроен механизм, почему стоит, чего не хватает. Механизм там нестандартный. Точнее, внутри четыре механизма: собственно часы — с грибом и стрекозой — и три отдельных механизма птиц. По документам, первоначально часы выглядели иначе — там были еще две змеи, которые нападали на павлина, отчего он распускал хвост и крутился. Григорий Потемкин, фаворит Екатерины II, решил купить часы для императрицы. Вероятно, это он попросил убрать змей, заменив их птицами.
Можете сравнить коллекцию Эрмитажа с другими музеями?
Эрмитажная коллекция часов и механизмов — одна из лучших в мире, благодаря вложению в нее в первую очередь царской семьи. При Екатерине, например, работало много придворных ювелиров, их изделия пополняли коллекцию. Сейчас собрание Эрмитажа тоже пополняется, но не так интенсивно, как хотелось бы. Практически каждый год на аукционах и ярмарках встречаются часы, которые хочется приобрести в музей, но Эрмитаж больше ориентирован на живопись. У хранителей, в чьих фондах находятся часы, они не в приоритете. Дело в том, что у нас отдельного хранения часов нет: напольные часы попадают в хранение мебели; часы с использованием драгоценных металлов — в особую кладовую; если у часов мраморный корпус, они относятся к изделиям из камня… Часы как комплексный предмет редко кто рассматривает — а жаль!
В Эрмитаже есть какие-то особенно интересные механизмы? Ведь вы реставрируете не только часы, но и всякие механические забавы, музыкальные игрушки?
Очень интересный механизм — огромные напольные часы с органом «Большой механический оркестр» Штрассера, мы реставрировали их почти десять лет с перерывами. В отделе русского искусства есть несколько забавных игрушек. Например, французские часы с заводной игрушкой-наперсточником. На верхней плоскости часов стоит человечек, перед ним — столик, у человечка двигаются руки, в каждой руке — по колпачку. Он поднимает руку — под колпачком оказывается мышка, опускает и снова поднимает — там кубик или шарик. Фигурки чередуются в сложном порядке, угадать невозможно — настоящий наперсточник. Есть еще симпатичные заводные обезьяны-музыканты. На деревянной овальной площадке под стеклянным колпаком сидят две обезьянки, одетые как кавалер и дама. У него в руках виолончель, у нее — скрипочка, перед ними — пюпитр с нотами. Фигурки двигают руками, крутят головами, закрывают глаза, шевелят ртом, при этом звучит музыка. Это обычная игрушка, простая по механике, совсем не дворцовый уровень, но очень живая и забавная.
Приходилось ли сталкиваться с механизмами, которые бы поразили ваше воображение?
До сих пор нахожусь под впечатлением от устройства часов «Павлин». Это фантастическая конструкция! Все моторы — под землей, а через ножку павлина проходит стержень, который приводит в движение голову, крылья, хвост. Перья хвоста очень тяжелые, и рычажок, их поднимающий, совсем небольшой. По логике это не должно работать, но авторы установили в животе павлина дополнительные пружины, и они уравновешивают хвост. Это гениальное решение!
В какой стране механические игрушки и прочие забавы такого рода были особенно популярны? Где делали самые сложные вещи?
Самые сложные инструменты, на мой взгляд, делали в Англии и Франции, а интересные игрушки, пожалуй, в Швейцарии. Сразу вспоминается Пьер Жаке-Дро и его автоматоны — механические фигуры, выполняющие сложные движения. В Невшателе выставлены три сохранившихся автоматона XVIII века, и они до сих пор работают.
Зачем, по-вашему, вообще делали такие сложные механические игрушки? Пытались повторить жизнь?
Да, это попытка повторить Создателя, своеобразная конкуренция с Богом — еще чуть-чуть, и появится механическая жизнь, не хуже естественной. В XVIII веке была популярна идея о том, что небеса тоже подчиняются законам механики и Бог — это главный часовщик, управляющий системой сложных механизмов.
Интересно, почему механика, инженерия активно развивались в Европе, а не в России? У нас, кроме Кулибина, других механиков XVIII века и не знают.
Механика в России развивалась динамично, а вот часы все были иностранными. Одна из причин, вероятно, в том, что мореплавание тогда в России было развито слабо. Жители Российской империи плавали по внутренним рекам и озерам, где было проще с навигацией, где не требовались сложные приборы. А для покорения морей они были нужны, поэтому в Англии, Голландии, Франции создавали точные навигационные инструменты, в том числе хронометры.
Профессия часовщика-механика умирает? Она не нужна в век электроники?
Механические часы сейчас находятся в нише статусных вещей, предметов, которыми измеряется положение человека в обществе. Что-то вроде «наш Откатай лучше вашего Угадая», по Чехову. На этом строится большая часть их рекламы. Но это еще и предмет коллекционирования, это семейные реликвии.
Вас приглашают как специалиста для экспертной оценки?
Да, специалистов нашей лаборатории часто приглашают для консультаций, звонят из разных музеев. Кроме того, я член отборочной комиссии маастрихтской ярмарки (ежегодная Европейская ярмарка искусства и антиквариата TEFAF Maastricht в Нидерландах. — TANR). Мы проверяем, соответствует ли качество продаваемых часов высокому уровню ярмарки.
Подделки часто встречаются?
Увы, да. Иногда попадаются вещи, сделанные будто вчера. Современные технологии позволяют копировать корпуса часов с высочайшей точностью, и, чтобы прояснить ситуацию, нужно разобрать предмет буквально до винтика, а это нереально. Предлагаем стендовикам убирать сомнительные вещи.
Убирают?
Да, антиквары знают цену репутации. Но что потом происходит с этими вещами? Не удивлюсь, если их где-то в провинции выставляют и продают. Беседовала Наталья Шкуренок