Авторское эссе специалиста КГИОП в области государственного учета объектов культурного наследия Виктора Воронина к Международному дню памятников и исторических мест

https://kgiop.gov.spb.ru/

«Сложное прошлое, разнообразное будущее» — так сформулировал ИКОМОС тему Международного дня памятников и исторических мест в этом году.

Культурное наследие – одна из многих категорий гуманитарной мысли, открытых человечеством в эпоху Просвещения. Уже тогда было понятно, что в области гуманитарного знания мало сфер, сопоставимых с ним по своей сложности и многосоставности.

Начнем с того, что работа по сохранению наследия изначально является сложным симбиозом науки, изучающей историю культуры (прежде всего, материальной, но со 2-й половины ХХ века активно заявляет о себе и тема нематериального наследия), и практической работы по охране и реставрации памятников. Последняя сфера также распадается, как минимум, на две существеннейшие отрасли – юридическую защиту наследия, постепенно ставшую одной из важных функций каждого развитого европейского государства, и собственно реставрацию как вид производственной деятельности.

Как ни парадоксально, почти всегда и везде толчком к изучению и сохранению наследия являются катаклизмы, чаще всего социальные – революции и войны. Они же определяют поначалу и состав самого наследия, то, что обществом в данный исторический момент воспринимается как материальный результат жизни нации, заслуживающий сбережения как таковой, вне зависимости от своей стоимости в денежном выражении или удобства практического использования.

Так, во Франции конца XVIII века и в России начала века ХХ происходят качественные, поистине тектонического характера, сдвиги в осознании собственного наследия – им вдруг оказывается огромный корпус зданий и движимого имущества, принадлежавшего акторам ушедшего в историю режима – церкви и королевскому (царскому) двору. В России к этому вскоре добавляется еще и имущество всего правящего прежде класса – дворянские усадьбы, городские особняки знати и купечества, частные коллекции произведений искусства и т.д.

В России, как и во Франции, социальный катаклизм 1917 года послужил толчком к формированию системы охраны наследия. «Граждане! Старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство. Теперь оно принадлежит народу» — констатировали лучшие представители русской интеллигенции, призывая беречь «дворцы…, картины, статуи, здания». Однако эти призывы, как и суровые строки большевистских декретов, только подчеркивали трагическую судьбу большей части наследия, попавшего в руки революционного народа.

На протяжении первых двадцати лет послереволюционной России парадоксальным образом соседствуют, почти не пересекаясь, два процесса, несравнимых, правда, по своей мощности – становление науки о наследии (включая как историю русской архитектуры, так и краеведческую науку) и системы охраны памятников, с одной стороны, и «живое творчество масс», активно и с большим энтузиазмом избавлявшихся от материальных «пережитков прошлого», с другой.

Тотальный разгром дворянских усадеб в 1917-1918 гг., «изъятие церковных ценностей» в 1922-1923 гг., национализация городских особняков и доходных домов с превращением их в коммунальное жилье, массовое закрытие храмов начиная с конца 1920-х гг., и их последующие сносы в городах и полное запустение в селах, распродажи культурных ценностей на рубеже 20-30-х годов – все это складывается в картину чудовищной культурной катастрофы.

И на фоне этого немногие профессионалы (их и в старой России было очень мало) пытаются музеефицировать чудом сохранившиеся сельские усадьбы, создают «музеи дворянского быта» в городах, вырабатывают основы законодательства об охране памятников, начинают практику научной реставрации.

Позиция власти по отношению к ним двойственна – на словах их работа даже одобряется, однако при малейшей попытке противодействия любому, самому абсурдному решению, следуют жесточайшие репрессии.

В 1935 году словно наступает некий промежуточный итог этого странного, неравного противостояния. Власть будто останавливается, чтобы перевести дыхание и оглядеться вокруг. Результат впечатляет – система охраны наследия, создававшаяся с 1917 года, практически ликвидирована, краеведение как наука разгромлено, города, включая Москву, почти защищены от храмов – своей духовной и градостроительной основы, огромная часть движимого наследия распродана.

И именно тогда Совнаркомом утверждается первый юридически значимый список памятников на территории СССР, возобновляется деятельность органов охраны на местах.

А ещё через несколько лет следует другая катастрофа — вражеское нашествие, опустошающее огромную часть России. Послевоенное восстановление, однако, служит мощнейшим катализатором не только в развитии отечественной реставрационной школы, но и поднимает на качественно новый уровень отношение общества к своему наследию. Теперь оно в полной мере воспринимается и народом, и властью как важнейшая часть национальной идентичности «советского народа».

Дальнейшая история охраны наследия на протяжении ХХ века идет пусть и менее конфликтно, чем до войны, но также чрезвычайно сложно.

И здесь играют роль не столько специфические для коммунистического режима идеологические установки – универсальную ценность Покрова на Нерли или Казанского собора в Ленинграде никто уже не оспаривает – столько процессы, общие для всех стран.

Происходит постепенное освоение различных пластов наследия – процесс, не завершившийся до сих пор и, видимо, принципиально незавершаемый. Если специалисты 1950-х годов воспринимали в качестве наследия архитектуру только до 1830-х гг., то со временем происходит процесс расширения представления о наследии. Сначала осознается ценность архитектуры историзма, затем «модерна», а к концу века наступает черед архитектуры авангарда 1920-х гг. Вслед за научным изучением многие образцы этих стилей оказываются включенными в списки охраняемых объектов.

Медленно, но верно входят в практику методы градостроительной охраны, пионером которой выступает Ленинград.

Активно идёт выявление и взятие под охрану памятников, связанных с историческими событиями, жизнью и деятельностью выдающихся политических деятелей, корифеев науки и культуры. Конечно, именно эта категория наследия на протяжении всего ХХ века оказывается наиболее подвержена конъюнктуре, что вызывает в 1990-е годы необходимость серьезного пересмотра отношения к «историко-революционным» памятникам, «ленинским» адресам.

Сегодня на острие научных споров уже находятся объекты, характеризующие архитектуру второй половины ХХ века.

В реставрационную практику входят приемы сохранения и выявления всех слоёв истории бытования памятников, в том числе отражающих следы повреждений военного времени.

Активно идёт процесс интернационализации наследия, включения его в общемировой контекст. Вслед за первыми в России объектами всемирного наследия — историческим центром Петербурга, московским Кремлем и Кижами — следуют уже десятки новых номинаций.

Чем дальше, тем больше мы приходим к осознанию того, что ценность нашего наследия, его значимость для мировой культуры — в его многообразии, отражающем все стороны жизни нашей многонациональной страны, все страницы нашей истории. К сохранению этого многообразия нас призывает тема Международного дня памятников и исторических мест этого года.

Предыдущая запись
Изразцы, гульбище и российский флот: на Измайловском острове отреставрировали Мостовую башню
Следующая запись
Реликвия из Русского музея вновь засияла серебром и золотом

Похожие записи

Результатов не найдено.