Председатель Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры (КГИОП) Санкт-Петербурга Сергей Макаров рассказал в интервью ТАСС о том, чем отличается реставрация от новодела, как изменятся объекты Русского музея, как следует обращаться со зданиями эпохи конструктивизма, станут ли объектами культурного наследия хрущевки и новый стадион на Крестовском острове и чего не хватает в законодательстве, чтобы охранять Петербург как объект ЮНЕСКО.
— КГИОП выполняет масштабную программу реставрации памятников архитектуры в Санкт-Петербурге. 10 января, спустя 21 год работ, закончилась реставрация Троицкого (Измайловского) собора. Ждать ли подобных событий в ближайшем будущем?
— Окончание реставрации Троицкого собора — эпохальное событие, ведь длилась она 21 год. Если бы не трагические события 2006 года, когда сгорел купол, реставрация бы закончилась быстрее.
А перечень объектов реставрации на 2017 год уже составлен, сумма финансирования примерно такая же, как и в прошлом году, — 2,5–2,6 млрд рублей. В основном будут продолжены работы на тех объектах, где они уже начаты.
Надеюсь, в этом году мастера все-таки вернутся на Казанский собор, у которого неотреставрированными остались южный фасад, барабан и купол. Несмотря на шум, который вокруг периодически поднимается, мы считаем методику реставрации собора в целом выверенной и единственно правильной, и специалисты нас поддержали. Как только что решили в ходе научной дискуссии, Союз реставраторов проведет инструментальное обследование участков фасадов, которые в прошлые годы реставрировались как по нашей программе, так и по заказу Минкультуры, и даст рекомендации. В этом году вели активные переговоры с Главным управлением МЧС — в Петербурге много пожарных частей, которые являются объектами культурного наследия, и многие в плохом состоянии. В следующем году приступим к реставрации здания пожарной части №2 на Садовой, 58. Это знаменитая каланча рядом с Никольским рынком.
МЧС в этом году уже начало противоаварийные работы, а мы проведем полноценную реставрацию. Это очень интересный объект, но сильно запущенный. Честно говоря, никогда не видел, чтобы высолы выступали на фасаде на высоте 30 метров. Кроме того, сильно деструктирован кирпич — в общем, есть чем заняться.
Макаров: «Надеюсь, в следующем году мастера все-таки вернутся на Казанский собор, у которого неотреставрированными остались южный фасад, барабан и купол. Несмотря на шум, который вокруг периодически поднимается, мы считаем методику реставрации собора в целом выверенной и единственно правильной, и специалисты нас поддержали».
В этом году сдадим в Главгосэкспертизу проектную документацию по Собственной даче в Петергофе. Надеемся, что за несколько лет удастся возродить заброшенный дворцово-парковый ансамбль под Реставрационный центр Санкт-Петербурга.
Еще интересный объект — дача Громова (один из немногих сохранившихся памятников деревянного зодчества XIX века в центре Петербурга на Петроградской стороне. — Прим. ТАСС). Это уникальный объект. В этом году выполнены первоочередные противоаварийные работы и укрепление конструкций, решается проблема подключения к инженерным сетям. Дальнейшие действия во многом зависят от того, какой определится пользователь.
Фонд «Русский мир», похоже, намерен отказаться от объекта, потому что у них не предусмотрены средства на приспособление и содержание такого памятника. Скорее всего, это будет какая-то городская структура. Как бы то ни было, уникальное деревянное здание в центре города, сохранившееся во время блокады, должно быть спасено.
— Аппарат вице-губернатора Игоря Албина опубликовал данные о том, что на реставрацию Петербурга нужно ежегодно примерно в полтора раза больше средств, чем ежегодный объем финансирования всех реставрационных работ в России в рамках федеральной целевой программы «Культура России (2012–2018 годы)». Как объяснить такие высокие запросы?
Действительно, мы подсчитали, сколько заявок было направлено от Петербурга в Минкультуры для включения в ФЦП «Культура», которые направляли и мы, и пользователи объектов, в основном государственные музеи-заповедники. Получилось более 7 млрд рублей. Насколько я знаю, на 2017 год федеральными органами одобрено около 700 млн.
На самом деле Петербург считается благополучным городом с этой точки зрения, у нас довольно неплохое финансирование реставрации. Тем не менее просить нужно, потому что если пользователи памятников обосновывают свои запросы, значит, это те работы, которые нельзя откладывать на долгое время. Мы, например, повторно разместили заявку на восстановление церкви Преображения Господня на Инструментальной улице.
— Планируются ли в следующем году реставрационные работы в комплексе Конюшенного ведомства, судьба которого еще не решена, а состояние остается плачевным?
Продолжается дискуссия о концепции его дальнейшего использования, которую разрабатывает Комитет по культуре, и КГИОП активно в ней участвует. Как только концепция будет готова, вынесем ее на обсуждение Совета по сохранению культурного наследия.
Ведутся споры, в том числе юридические, о том, как восстановить два разобранных флигеля на дворовой территории, на каком этапе включать эти работы в бюджетное финансирование. Флигели — часть памятника, и должны быть воссозданы. В общем, Конюшенное ведомство — это работа не на один год.
— С учетом того, что здание аварийное, надо ли с ним что-то делать или пока угрозы для него нет?
— Есть проблема со стеной, выходящей в Конюшенный переулок, необходимо приступить к противоаварийным работам в следующем году. Этим должен заняться новый пользователь — Государственный музей истории Санкт-Петербурга, а средства будут выделяться из городского бюджета.
— Совет по сохранению культурного наследия при правительстве Санкт-Петербурга отказался одобрить проект Русского музея о перекрытии внутреннего двора Михайловского дворца. Какова позиция КГИОП по этому вопросу? Как будет продвигаться работа над этим проектом?
— Мы встречались с руководством Русского музея и архитектором Рафаэлем Даяновым, который помогает им по рекомендации Совета по культурному наследию в части профессиональной доработки проекта. Он дал ценные советы по размещению лифта и правильному распределению потоков людей, в том числе маломобильных групп населения. Кстати, Рафаэль Маратович выяснил, что когда-то во дворце существовала крытая галерея на уровне второго этажа.
Когда проект будет готов, мы его обсудим предварительно с несколькими членами Совета, чтобы устранить возможные технические сложности, затем — на расширенном заседании.
— Как вы относитесь к инициативе ужесточить наказание за вандализм? Насколько это обосновано? Поможет ли это остановить злоумышленников? (Глава Комитета Госдумы по культуре Станислав Говорухин предлагает штрафовать за порчу или уничтожение произведений искусства до 100 тыс. рублей, вводить обязательные работы или арестовывать до 15 суток. Его инициативу поддержал ряд деятелей культуры.)
— Я как профессиональный юрист скажу, что ужесточение наказания еще никогда ничего не решало. На результат влияет только неотвратимость наказания. Можно установить хоть смертную казнь за разрушение памятников, но действенным способом это не будет. Надо учиться привлекать к ответственности. Мы постоянно общаемся с правоохранительными органами по проблемам привлечения к ответственности за незаконные работы на памятниках и разрушение исторических зданий, и убедились, что им сложно расследовать подобные дела. Пришли к выводу, что нужно обучать сотрудников органов правопорядка специфике нашего дела. Была хорошая инициатива — внесение изменений в Кодекс административных правонарушений в части увеличения штрафа за разрушение объектов до 60 млн рублей, но ни разу никого не приговорили к штрафу на максимальную сумму.
Например, по тому же дому Лесснера (историческое здание 1914 года на территории комплекса построек бывшего Механического завода «Новый Лесснер» на Сампсониевском проспекте, которое было незаконно разобрано) мы очень тесно взаимодействовали с 20-м отделом полиции Выборгского района, потому что участковому было сложно разобраться в тонкостях «охранного» законодательства.
Была хорошая инициатива — внесение изменений в Кодекс административных правонарушений в части увеличения штрафа за разрушение объектов до 60 млн рублей, но ни разу никого не привлекали к ответственности. Ни разу! В судебной практике нет прецедента, судьям тяжело зачастую оценивать степень вины. Так что не в увеличении суммы штрафа дело.
— В КГИОП планировали разработать рекомендации для правоохранительных органов по профилактике и расследованию актов вандализма. Эта работа продвигается?
— Мы провели семинар для правоохранительных органов и предложили составить перечень актуальных вопросов, возникающих при возбуждении, предварительном расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел, связанных с нарушением законодательства об охране памятников, а для ознакомления направили разработки наших московских коллег. Ответы на эти вопросы и лягут в основу методички.
— Какие основные принципы будут изложены в этих рекомендациях? Что нужно делать сотрудникам полиции в первую очередь?
— В первую очередь — надо знать, куда обратиться, чтобы правильно оценить размер ущерба. Это очень важный вопрос, потому что необходимо доказать существенность ущерба. В нашем случае это ущерб, причиненный памятнику и конституционным правам граждан на доступ к культурному наследию.
— То есть все равно к вам нужно обращаться?
— Ну а куда еще?! Кто у нас орган охраны памятников в Петербурге?
— В последние несколько лет в Санкт-Петербурге активно обсуждалась тема реставрационных ошибок. Планируется ли проводить комплексное обследование, чтобы выявить здания, в которых они допущены? Есть ли возможность исправить эти ошибки?
— Все то, о чем шумели желтые СМИ в прошлом и позапрошлом году, — испорченная пластика барельефов и так далее — это результат давних довольно грубых ремонтов, которые производили, конечно, не реставраторы. Речь идет о фасадах, которые ремонтировались хозспособом в 1980-е годы, когда у них еще не было статуса памятников. Районные архитекторы КГИОП эти и — уверяю — многие другие проблемы знают. Обычно это декор на фасадах жилых домов, которыми Комитет по охране памятников с 2014 года не имеет права заниматься, только Фонд капремонта, который действует в рамках утвержденной программы.
— Дом архитектора Лишневского, на котором в 2015 году был уничтожен горельеф с Мефистофелем, тоже включен в эту программу капремонта в 2020-е годы. Как продвигается процесс согласования документов по нему? Удастся ли ускорить процесс по восстановлению разбитого горельефа?
— Летом были попытки возбудить скандал в прессе, что КГИОП задание не выдает, сроки нарушает… Ничего подобного. У нас запросили разрешение на проектирование, и мы его в обозначенный законом срок выдали. Компания, которую наняли жильцы дома Лишневского, получила это задание и ушла проектировать. Теперь ждем результат.
— Вернул ли КГИОП отправителю деньги, которые были перечислены на реставрацию горельефа с Мефистофелем, но оказались отправленными не по нужному адресу?
— У нас эти деньги может запросить только перечислившее их лицо. Но господин Щедрин (предприниматель, который перечислил средства) этого до сих пор почему-то не сделал, и 664 тыс. рублей «зависли» на счете КГИОП.
— Что с ними будет дальше?
— Они могут находиться у нас три года, потом уйдут в доход бюджета.
— Несколько лет назад шло активное обсуждение вопроса о возвращении фасадам Зимнего дворца исторического желтого цвета. Несколько дворцов в Петербурге в недавнем прошлом изменили цвет (Строгановский дворец, Инженерный замок и др.). Как КГИОП относится к изменению привычного цвета фасадов памятников архитектуры во время реставрации? Что в этом вопросе становится основой для принятия решений об одобрении или запрете?
— Это очень тонкий вопрос. Я, честно говоря, противник изменения цвета без достаточного обоснования. Например, мы недавно обсуждали колер фасадов Летнего дворца Петра I в Летнем саду. Выяснилось, что во время его послевоенной реставрации почему-то без какого-либо научного обоснования было принято решение, что фасады будут желтыми, декор — терракотовым, а крыша — металлической.
Выяснилось, что он при Петре был белым и оставался таким до Великой Отечественной войны. Декор был цвета охры, а крыша — медной.
Мы пригласили членов Совета по сохранению культурного наследия, поднялись на леса, провели расширенный реставрационный совет, заслушали сообщения экспертов, которые проводили исследования. И все вместе пришли к выводу, что
лучше вернуть Летнему дворцу его первоначальный вид. И это правильное, обоснованное решение.
Если здание перекрашивалось несколько раз за период своего существования, необходимо научное обоснование, почему мы решаем остановиться на определенном историческом периоде.
Эрмитаж когда-то был бордовым. Представляете, что за реакция будет, если сейчас его покрасить в бордовый цвет? Я плохо представляю. По знаковым объектам я бы с большой осторожностью даже начинал обсуждать этот вопрос.
Такая же проблема была в этом году со Смольным собором. По проекту Растрелли он был с золотым декором. Потом Стасов решил, что базы колонн будут серые, а капители — белые. Потом была реставрация 1960-х годов, когда декор покрасили в белый цвет. Мы собрали реставрационный совет и в итоге решили придерживаться существующего цветового решения. Образ голубого с белым собора стал хрестоматийным.
— То есть в этих вопросах важнее привычка, чем историчность?
— Привычка очень сильно влияет, и это надо учитывать. Человеку свойственно мыслить стереотипами. В то же время изменение цвета Летнего дворца Петра I в Летнем саду никто даже не заметил. Такое чувство, что так и было. Но это маленькое здание в саду, а перекрасьте тот же Эрмитаж — все заметят. К таким вещам нужно очень аккуратно относиться и учитывать в том числе привычку людей воспринимать памятник в определенном цвете.
— В Санкт-Петербурге реализовано и запланировано несколько проектов по воссозданию руинированных или утраченных зданий (здание церкви Смоленской иконы Божией Матери рядом с Экспофорумом, Нижняя дача Николая II в Петергофе, дача Бенуа, храм Рождества Христова на Песках, церковь Успения Пресвятой Богородицы на Сенной площади). Могут ли считаться объектами культурно-исторического наследия здания, построенные по историческим чертежам, но в современных материалах?
— Формально по законодательству можно воссоздать утраченный памятник, и он сохранит статус объекта культурного наследия несмотря на то, что воссоздан в новом материале. Но это сложная процедура.
Я считаю, что новодел брать под охрану нельзя. Он выглядит как подлинный, но историческая «кривизна», дух — исчезает. Если мы признаем его памятником, то обманываем людей.
При этом в ряде случаев воссоздавать утраченные объекты — дело благое, поскольку их внешний облик формирует среду.
Взять, например, домик на углу Петроградской набережной и Пинского переулка. Экспертиза обосновала вывод о невключении в реестр. Если мы его делаем памятником, как настаивает определенная группа градозащитников, к нам тут же придет собственник с заявлением на полную его разборку и воссоздание. И мы получим тот самый памятник-новодел. А если не включать его в реестр, то внешний облик будет защищен режимом зоны охраны. В любом случае мы будем настаивать на сохранении подвальных сводов и исторических габаритов.
— Может ли понятие «новодел» относиться и к памятникам, которые воссоздавались после Великой Отечественной войны? Случались ли тогда какие-то «огрехи» в реставрации, замена материалов?
— Все-таки надо отдать должное послевоенным реставраторам — они научно подходили к процессу воссоздания. Да, менее ценные объекты воссоздавались по более простым методикам, технологиям. Плюс страна лежала в разрухе и особых денег не было. Но знаковые объекты воссоздавались очень скрупулезно, очень. Поэтому большое спасибо людям, которые после войны находили в себе силы это делать.
Сейчас в основном идет речь о воссоздании взорванных в советское время церквей. Ничего плохого в этом я не вижу, но признавать их после этого памятниками, наверное, неправильно.
— Международные эксперты в архитектуре и охране памятников (в том числе ИКОМОС) выражали обеспокоенность состоянием памятников советского авангарда в Санкт-Петербурге, в частности комплексом фабрики «Красное знамя», и даже выступили с инициативой рекомендовать его к включению в список ЮНЕСКО. Как вы оцениваете состояние зданий в стиле конструктивизм в Санкт-Петербурге, в достаточной ли степени они защищены от уничтожения или утраты исторического облика?
Послереволюционный авангард — это совершенно потрясающее направление в архитектуре, которое обязательно должно сохраняться. Но у нас с ним большая проблема. Если у немцев конструктивистские здания строились из качественных материалов, потому что это позволяла экономическая ситуация, то в Советском Союзе строили из чего попало. Был лозунг: больше замесов бетона за одну смену. Поэтому такие объекты очень сложно реставрировать.
Например, по оценке собственника ТЭЦ «Красное знамя», ему на внешние реставрационные работы понадобится около 500 млн рублей — очень приличная сумма. Это может стать одним из самых дорогостоящих объектов частной реставрации. Качество несущих конструкций и стен там очень низкое. Плюс в советское время не очень хорошо следили за этими зданиями, а последние десять лет та же ТЭЦ стояла вообще бесхозная, заброшенная. Так что сейчас мы имеем то, что имеем.
Идет бурный спор о том, зачем разрешили строительство рядом с ТЭЦ фабрики «Красное знамя». Собственник этого участка выполнил все установленные законодательством процедуры. Высота проектируемого здания и его габариты полностью соответствуют требованиям городского закона «О границах зон охраны объектов культурного наследия…».
Другой вопрос — почему 820-й закон разрешает на этой территории такую большую высоту? Так его принимали чуть ли не всем городом! Проект закона рассматривался два года, в Законодательном собрании была создана специальная рабочая группа с участием градозащитников, которая рассматривала каждую территорию буквально под микроскопом. Были общественные слушания, мы согласовали его в Минкультуры, потом снова рассмотрели в заксе. В результате на этой территории разрешена максимальная высота 33 метра — и это
консолидированное решение, прошедшее все процедуры. Законодательство нужно соблюдать, ведь мы так любим поговорить о правовом государстве.
Споры эти довольно пустые, ведь «открыточный» вид ТЭЦ с перекрестка Пионерской и Корпусной улиц никуда не девается.
— Зданиям эпохи конструктивизма долгое время действительно не уделялось должного внимания, они считались чем-то обыденным, а сейчас признаны памятниками архитектуры, объектами культурно-исторического наследия. На ваш взгляд, какие перспективы у процесса включения новых объектов в реестр памятников? Будут ли появляться новые объекты культурного наследия?
— Я слышал мнение наших очень уважаемых городских архитекторов о том, что пора бы уже присмотреться к наследию 1970-х годов. По закону можно рассматривать вопрос о признании объекта памятником, если ему более 40 лет. Например, Морской вокзал на Васильевском острове. Хрущевки, кстати, можно начать признавать памятниками — им больше 40 лет. Я не шучу: можно взять первую хрущевку — это же памятник эпохи строительства домов первой массовой серии. Но в целом, по моему мнению, 40 лет недостаточно для решения такого вопроса. Объектам, которые мы охраняем, в основном больше 80 лет. Это уже срок для осознания ценности постройки.
— А какие-то современные объекты смогут стать со временем памятниками архитектуры? Есть ли что-то достойное в архитектуре?
— Все может быть. В начале прошлого века обсуждался проект Владимира Чагина и Василия Шене, предполагавший намыв перед Стрелкой Васильевского острова со строительством огромного концертного зала. Мне говорят: представляете, какой ужас был бы, как изменилось бы главное открытое городское пространство. На это я отвечаю, что если бы тогда построили эту громадину, мы бы ее сейчас охраняли — это был бы объект культурного наследия.
— Как вы считаете, как оценят будущие поколения, например, стадион, который достраивается сейчас на Крестовском острове? Будет ли он когда-нибудь признан объектом культурного наследия?
— Я был участником совещания, на котором обсуждали установку одного военного моста. Участники совещания из сферы культуры говорили, что мост не очень красивый. На что один военный сказал: «Он красив так же, как красивы все остальные военные объекты».
Наверное, людям, которые отвечают за спорт, новый стадион может казаться шедевром архитектуры. Для меня это в первую очередь утилитарное здание, предназначенное под определенные функции. А вот сохранившиеся перед ним два павильона работы архитектора Никольского — это другое дело.
