Дагестанские реставраторы ковров — одни из ведущих в России. Мало кто так владеет технологиями восстановления изделий. А все потому, что ковроткачество — один из старинных местных промыслов.
Зайнаб Джангутаева — реставратор второй категории, член Союза дизайнеров России.
— Все время сидела за станком с мамой, наблюдала за ее работой, просилась делать сама, — вспоминает Зайнаб Джангутаева. — Я и дипломную работу защитила по теме ковров.
Зайнаб родилась и выросла в Хивском районе, где горянки передавали своим дочерям навыки ковроделия на протяжении столетий. Сейчас промысел на грани исчезновения. Зайнаб почти не ткет ковры, но знания свои применяет — реставрирует старинные изделия.
Вместе с Зайнаб работают Джамиля Азиалова и Жамилат Саидова. Все трое имеют художественное образование и профессионально занимаются восстановлением раритетов в Дагестанском музее изобразительных искусств имени П.С. Гамзатовой.
Ручная работа
К работе со старинными коврами допускают только сертифицированных специалистов — реставраторов аттестует российский минкульт.
— В московских музеях и в других по России есть знающие, серьезные реставраторы с большим опытом работы по живописи, металлу, камню, дереву и тканям, а вот экспертов по коврам мало, — объясняют в дагестанском музее.
Ковры отправляются в руки к мастерицам из музейного фонда, а туда попадают после закупок. Раньше за будущими экспонатами организовывали экспедиции: сотрудники музея ездили по районам Дагестана, присматривали ковры, керамику и другие изделия. Так и образовалась музейная коллекция. В ней есть практически все виды ковров, в том числе уникальные.
В фонде «Ковры и ткани» около 500 ковров и больше 400 ковровых изделий — это, к примеру, попоны для лошадей, ленты для кувшинов. Все они бывают представлены на выставках. Старинные ковры из экспозиции, нуждающиеся в реставрации, поочередно снимают и передают мастерицам, а после восстановления возвращают обратно.
— Самый старый ковер, с которым работали, был лезгинский сумах возрастом 130−150 лет, — вспоминает Зайнаб. — Мы все виды ковров умеем реставрировать: и ворсовые, и безворсовые. Все делается вручную.
Ковры длинною в год
— Помимо реставрации мы еще обязаны следить за теми коврами, которые находятся в фондах: температура хранения, влажность в помещении, воздействие солнечных лучей, — объясняют мастерицы. — Чтобы защитить от моли, пропитываем авиационным керосином. В год два раза стараемся вытаскивать ковры на свежий воздух, сушим на солнце.
В старину ковры активно использовали в быту, и это отразилось на их сохранности. На многих коврах — частичная или полная утрата бахромы, потертости, разрывы на кромках, истончение нитей.
— Время на восстановление полотна зависит от утрат, — говорит Зайнаб. — На одни уходит до трех лет, с другими справляемся и за два месяца. Уже год работаю над шестиметровым ковром. За это время восстановила угол и часть утерянной бахромы. Причем ту часть бахромы, которая сохранила лишь половину своей длины, я не имею право заменить. Срезать ее всю и пришить новую заняло бы месяц. А так на завершение уйдет еще год, не меньше.
Все «утраты» на ковре восстановлены иглой. Невооруженным взглядом не отличишь.
— Чем ковер вот так восстанавливать, мне проще было бы соткать такой же на станке, — делится мастерица. — Когда к нам обращаются люди и просят восстановить их домашние современные ковры, мы их отговариваем: «Быстрее, легче и дешевле купить и даже соткать новый».
Не навреди
— У нас есть два строгих правила, как и у медиков, — рассказывает Джамиля Азиалова.
Первое — не навреди. Чем меньше вмешательств — тем лучше. Второе — лучше не доделать, чем переделать. И если при коммерческой реставрации ковров можно применять любые способы для достижения полного сходства, музейщики бывают крайне осторожными. Их задача — сохранить авторскую работу.
Джамиля Азиалова пока единственный в республике реставратор первой категории, член Союза дизайнеров России, Заслуженный работник культуры Дагестана.
— Часто выбор мы делаем в пользу консервационных мероприятий, — поясняет Джамиля. — Все зависит от того, насколько повреждены нити. Если картина относительно спокойная, то можно применить полную реставрацию при помощи иглы, плоскогубцев и, конечно, шерстяной пряжи разной нумерации, окрашенной натуральными красителями.
Каждое действие с ковром сопровождается документально.
— Составляются акты приема и передачи. Без этого ни один ковер не может путешествовать даже из кабинета в кабинет, — говорит ковровщица. — Затем создается реставрационная комиссия. В нее входит и главный хранитель, и заведующий реставрационным отделом, и мы, реставраторы. На этой комиссии решается судьба изделия.
На каждое изделие заводят реставрационный паспорт. Все детали проведенной работы фиксируют на фото, делают технические рисунки и эскизы, указывают место и размер восстановленного участка.
— Все это делается для будущих поколений, которые захотят изучать, к примеру, какая раньше нить была, — поясняют в музее. — Отметки помогут понять, где авторская работа, а где отреставрированный фрагмент.
За красками — в горы
Основная работа мастериц происходит здесь, на цокольном этаже музея, почти весь год. А в июле и августе они выезжают в горы — окрашивать шерстяные нити. Натуральные краски реставраторы получают из растений.
— Мы знаем, что нам нужно и какие цвета пригодятся в течение года, — рассказывает Жамилат Саидова. — Собираем необходимые травы: марену, кожуру ореха, душицу, разные цветы, шелуху, любые растения, которые дают цвета.
Добиться точного цвета бывает сложно, но этого и не требуется.
— Новая нитка бывает поплотнее и поярче. Отреставрированный фрагмент не должен выбиваться из общего вида, но при близком рассмотрении должен быть отличим от оригинала, — объясняет мастерица. — Так что непопадание по цветам — это даже плюс. При желании можно добиться идеального сходства, но это не цель.
Ковер как письмо
Каждый орнамент на коврах, особенно старинных, имеет свое значение. Обычно ткачихи изображали то, что видели вокруг: дома, растения, животных. Некоторые символы понять сложнее.
— Встречается символ горизонтальной восьмерки — это знак бесконечности, а если восьмерка вертикальная — это уже дракон, — объясняет Джамиля. — Треугольники — это люди, а волны — речка. Так написано в книгах, а что на самом деле значили эти изображения, знали только мастерицы.
Ковры раньше читались как письмо: в узорах были зашифрованы послания. Одни узоры были характерны, к примеру, только для давагина, другие — лишь для ворсовых ковров. В современных коврах этот порядок нарушен, а рисунки стали упрощенными.
— Сейчас что посчитали красивым — то и изобразили. Возможно, это стильно, но смысл теряется, ковры теперь не прочитаешь. Если человеку нравится, то почему бы и нет. Обычному покупателю это не важно. А нам, специалистам, режет глаз.
Исчезающее ремесло
В свободное время мастерицы ткут гобелены, увлекаются кайтагской вышивкой и даже шьют из ковровой ткани подушки и дамские сумки.
— Мы вот так ходим по 20 лет с одной сумкой, — рассказывает Джамиля. — Если где-то что-то портится, отреставрируем сами же и продолжаем носить дальше.
Дома у рукодельниц ковры разных видов. Джамиля предпочитает сумахи и циновки, а Жамилат, напротив, любит ворсовые ковры. У Зайнаб же ковры, оставшиеся по наследству от бабушки, — чистый бархал из конопли.
И хотя в семье Зайнаб было принято передавать навыки ковроткачества от матери к дочери, ей знания передать некому: у нее сыновья.
— Есть племянницы, но они категорически не хотят этим заниматься, — объясняет Зайнаб. — Работа эта трудная, требующая большого внимания и ответственности, потому многие матери стараются уберечь дочерей от нее. Фото: Зарема Алиева
Раньше эта работа кормила, а сейчас необходимости в ней нет, да и спроса такого, как был, тоже.
— Поколение до 40 лет умеет узелки ставить, например, но полноценный ковер без участия взрослой мастерицы они соткать не смогут. Когда наше поколение уйдет, некому будет этим заниматься. Ковроткачество как промысел умирает.
И все-таки мастерицы надеются на молодых: растет интерес к традиционной культуре. Дизайнеры используют фрагменты старинных и новых ковров в интерьере, придумывают аксессуары с национальными узорами — по-своему следуют старой традиции.
